![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
no subject
Jul. 15th, 2006 12:29 amНасоса на самом деле звали Колей, был он носатый блондин ростом почти в дверь, и был он страшный тормоз.
У него был один плюс - страшный удар слева, валивший в нокаут кряжистых мужиков.
Жендос был маленький и белобрысый, с широкой улыбчивой лягушачьей пастью, усаженной мелкими и заостренными зубами. Любимая похвала у него была - такой-то знает в ёбле толк!
По его мнению, я в ёбле толк знал. Не знаю почему.
Третий, Витька, Витос, был из них, пожалуй, обычнее всех - в меру живой, в меру задумчивый и, пожалуй, самый из них разумный - когда пьяные подвиги их компании выходили за рамки, незаметно отваливал в сторону и сливался с синей масляной краской стен.
Мы попали в полосу штормов - траулеры не могли подойти к пирсам и перевалить рыбу, завод стоял, накрывался заработок. Периодически подкатывали к бараку бодрые вербовщики - парни, заработать хотите? За кормежку и деньги - кто соглашался, увозили автобусами с утра и возвращали уже в сумерках. Мы составляли рейтинг доступных работ. По итогам вписались в бригаду местного ДРСУ.
Там же тропики почти - откосы и кюветы зарастают со страшной скоростью, под метрового диаметра лопухи входишь, как на рынок 90-х: просвечивающий зеленый потолок в метре над головой. В руках - заточенная по краю рессора - наверное, волговская, не знаю - обтянутая с одного конца резиново-тканевым шлангом. В первый день суставы болели, как у ревматического санатория в ненастье - все стонали во сне. На третий - с гиканьем сыпались на ходу из автобуса в утренний туман - человек на полкилометра - и на спор сносили с одного маху придорожные ивы в руку толщиной.
Бригадир благодарно устраивал баню - каждый день - и купание в теплой местной речке с песчаным ласковым дном - по погоде. Когда в сумерках бригада втягивалась в барак, посверкивая лезвиями рессор... ну, эскадрон на рысях, да.
А с юга, с таинственных и лишь во тьме различимых призрачным сиянием иноземных островов тянул рваный ветер, нагон поднял воду в бухте, затопив пляж и подступив к самым постройкам.
Теплая водка и тревожные слова "штормовое предупреждение" будоражили головы по вечерам, а с утра, сбивая сапогами росу, мы снова грузились в пазик и ехали в горы.
По итогам двух недель получив месячную зарплату, прощались с бригадиром дорожников: участки закончили, следующих денег раньше чем через полтора месяца он выписать не мог - но зато вывез всю нашу маленькую бригаду на западный рог бухты, где, постепенно понижаясь, горный хребет зарывался в песок неимоверно длинной и чистой косы, острием грозящей южным морям. Глубина там была, сколько ни иди, метр - и катилась по этой громадной отмели длинная, бутылочного стекла на просвет, океанская волна - и каждая седьмая перехлестывала с головой и набивала волосы круговертью песка. Мы проторчали там весь день; и в кои-то веки с собой в алюминиевом бидоне было до отвала еды.
В тот вечер мы поставили брагу.
Жендос скалился, отмывая лососевую бочку, и гыгыкал предвкушающе; остальные - выстилали бочку громадным, литого полиэтилена пакетом и сливали туда - виноградный сок из местного магазина, давленую ягоду писюху, разведенные с сахаром дрожжи и еще воду и собственно сахар - в одном из взломанных брошенных домов на востоке поселка был затопленный погреб, и на черных от сырости и плесени полках стояли, отражаясь в черной и маслянистой, как нефть, темной воде трехлитровые банки с сахаром под ржавыми крышками.
Тот дом вообще был хорош - в нем пахло вымытым дождями деревом, у него были не заколочены окна - это был настоящий домик рыбака у океана. Я разжился в нем отличной прорезиненной плащ-палаткой и еще - я унес оттуда керосинку.
Потом нам сказали, что хозяин моего домика у океана утонул. Пьяный, один, в шторм.
В особенно гнусные ночи, когда барак превращался в орущий и дерущийся обезъянник, я брал керосинку, обувал сапоги и, натянув пару свитеров, отправлялся по пляжу налево - белый песок уходил дугой в ночной залив, до ближайшего населенного пункта было 40 километров пляжа, и отойдя от лагеря, можно было затеплить костерок и завалиться с подветренной стороны какого-нибудь бревна прямо на земле; слушать, как перекатывающиеся через преграду песчинки сыплются на огромный и уютный капюшон, как шипит волна, как бродит внутри алкогольное облако желтого паточного виски из Китая и смотреть на расплывающийся перед глазами огонек керосинки.
А ветер все нёс песок - и приносил утро.
У него был один плюс - страшный удар слева, валивший в нокаут кряжистых мужиков.
Жендос был маленький и белобрысый, с широкой улыбчивой лягушачьей пастью, усаженной мелкими и заостренными зубами. Любимая похвала у него была - такой-то знает в ёбле толк!
По его мнению, я в ёбле толк знал. Не знаю почему.
Третий, Витька, Витос, был из них, пожалуй, обычнее всех - в меру живой, в меру задумчивый и, пожалуй, самый из них разумный - когда пьяные подвиги их компании выходили за рамки, незаметно отваливал в сторону и сливался с синей масляной краской стен.
Мы попали в полосу штормов - траулеры не могли подойти к пирсам и перевалить рыбу, завод стоял, накрывался заработок. Периодически подкатывали к бараку бодрые вербовщики - парни, заработать хотите? За кормежку и деньги - кто соглашался, увозили автобусами с утра и возвращали уже в сумерках. Мы составляли рейтинг доступных работ. По итогам вписались в бригаду местного ДРСУ.
Там же тропики почти - откосы и кюветы зарастают со страшной скоростью, под метрового диаметра лопухи входишь, как на рынок 90-х: просвечивающий зеленый потолок в метре над головой. В руках - заточенная по краю рессора - наверное, волговская, не знаю - обтянутая с одного конца резиново-тканевым шлангом. В первый день суставы болели, как у ревматического санатория в ненастье - все стонали во сне. На третий - с гиканьем сыпались на ходу из автобуса в утренний туман - человек на полкилометра - и на спор сносили с одного маху придорожные ивы в руку толщиной.
Бригадир благодарно устраивал баню - каждый день - и купание в теплой местной речке с песчаным ласковым дном - по погоде. Когда в сумерках бригада втягивалась в барак, посверкивая лезвиями рессор... ну, эскадрон на рысях, да.
А с юга, с таинственных и лишь во тьме различимых призрачным сиянием иноземных островов тянул рваный ветер, нагон поднял воду в бухте, затопив пляж и подступив к самым постройкам.
Теплая водка и тревожные слова "штормовое предупреждение" будоражили головы по вечерам, а с утра, сбивая сапогами росу, мы снова грузились в пазик и ехали в горы.
По итогам двух недель получив месячную зарплату, прощались с бригадиром дорожников: участки закончили, следующих денег раньше чем через полтора месяца он выписать не мог - но зато вывез всю нашу маленькую бригаду на западный рог бухты, где, постепенно понижаясь, горный хребет зарывался в песок неимоверно длинной и чистой косы, острием грозящей южным морям. Глубина там была, сколько ни иди, метр - и катилась по этой громадной отмели длинная, бутылочного стекла на просвет, океанская волна - и каждая седьмая перехлестывала с головой и набивала волосы круговертью песка. Мы проторчали там весь день; и в кои-то веки с собой в алюминиевом бидоне было до отвала еды.
В тот вечер мы поставили брагу.
Жендос скалился, отмывая лососевую бочку, и гыгыкал предвкушающе; остальные - выстилали бочку громадным, литого полиэтилена пакетом и сливали туда - виноградный сок из местного магазина, давленую ягоду писюху, разведенные с сахаром дрожжи и еще воду и собственно сахар - в одном из взломанных брошенных домов на востоке поселка был затопленный погреб, и на черных от сырости и плесени полках стояли, отражаясь в черной и маслянистой, как нефть, темной воде трехлитровые банки с сахаром под ржавыми крышками.
Тот дом вообще был хорош - в нем пахло вымытым дождями деревом, у него были не заколочены окна - это был настоящий домик рыбака у океана. Я разжился в нем отличной прорезиненной плащ-палаткой и еще - я унес оттуда керосинку.
Потом нам сказали, что хозяин моего домика у океана утонул. Пьяный, один, в шторм.
В особенно гнусные ночи, когда барак превращался в орущий и дерущийся обезъянник, я брал керосинку, обувал сапоги и, натянув пару свитеров, отправлялся по пляжу налево - белый песок уходил дугой в ночной залив, до ближайшего населенного пункта было 40 километров пляжа, и отойдя от лагеря, можно было затеплить костерок и завалиться с подветренной стороны какого-нибудь бревна прямо на земле; слушать, как перекатывающиеся через преграду песчинки сыплются на огромный и уютный капюшон, как шипит волна, как бродит внутри алкогольное облако желтого паточного виски из Китая и смотреть на расплывающийся перед глазами огонек керосинки.
А ветер все нёс песок - и приносил утро.
