
Эта парочка, Малыш и Карлсон, работала в деревообработке от веку. Малыш - мультяшный персонаж, ясноглазое чудо двух-с-чем-то-метрового роста, метр в плечах, нелепый детский подбородок, наивная челка. В руках у него всегда было что-нибудь крупное - лом или кусок бруса десять на десять, метра полтора длиной.
Я как-то спросил Карлсона:
- Какого хуя для Малыш лом с собой носит?
А Карлсон ответил:
- Спокойствие, только спокойствие. Пока у него руки заняты, он ничего не сломает.
- А лом? - пошутил я.
- Тебе игрушки жалко? - серьезно и грустно ответил Карлсон.
Пол в цеху ходил ходуном. Рама размеренно жевала шестиметровый ствол сосны. Карлсон орудовал в подающей тележке-паровозике. Был он круглый, но с решительным, как у крейсера времен первой мировой, лбом - и с каким-то естественным сродством ко всяким кнопкам и железкам.
Малыш стоял, опираясь на станину рамы, глядя завороженно, как текут вниз, в бункер, весенние, резко пахнущие скипидаром ручьи сосновых опилок. В руках у него ничего не было. Рот, правда, был занят сигаретой. Хотелось вынуть ее - и закатить курильщику крепкий отцовский щелбан.
Карлсон, растопыривая локти, как краб, подергал рычаги, разжимая захват. Комель ушел в зев рамы, тележка покатилась назад, отцепив переднюю свою, отдельную, как задние колеса лесовоза, часть - принимать следующий ствол. Малыш протянул руку подправить что-то в шоркающем механизме пилорамы. Сигарета его выпала изо рта, рассыпав сноп искр по станине и упав на размеренно движущийся вверх-вниз рычаг привода пил - всем бы нам такой рычаг.
Малыш сунул руку в железное и дышащее нутро механизма. Вынул он ее уже без мизинца. Дальше началось кино.
Кто-то останавливал дурное и упрямое железо, кто-то побежал за врачом.
Малыш уселся на задницу и погрузился в созерцание. Серыми своими наивными глазами он смотрел на прущую из руки кровь, и в глазах его стояли слезы. Настоящие слезы, детские, от обиды, в глазах сорокалетнего мужика.
Карлсон вылетел из тележки и барражировал вокруг напарника, не подпуская к нему никого - даже осоловелую корову-докторшу из медпункта. На лице докторши было написано крупными складками: я спала на кушетке и какого хуя вам надо? Увидев кровь, она едва не отчалила в обморок.
Кто-то достал из механизма утраченный палец и сунул его Карлсону.
Это было здорово: в полете Карлсона тут же проявилась какая-то солидность, будто из вертолета он разом превратился в военный транспортник. Цветом он тоже был похож - такой серо-зеленый, но скорее серый.
Потом все ушли.
Сказали - Малыша увезли в больницу.
Через пару дней Карлсон залетел к нам на бреющем - он был сильно пьяный, от переживаний. Успокоил - палец Малышу пришили, будет жить. Потом повернулся ко мне и расстроенно просипел со слезой:
- А ты говоришь - зачем ему лом.
Кивнул сам себе и приговорил веско:
- Нужен!