no subject

Видел отца молодого человека лет трех - оба опухшие со сна, старший старательно выбирал дорогу в грязи, младший, сидя на шее, мешал как мог - хватался за папины щеки, крутил головой, требовал того-сего и птичку. Грязь вокруг сочилась неспешно, старший, отдуваясь, прыгал с кочки на кочку, не рискуя наклонять голову и только скашивая вниз глаза, делался карикатурой на самого себя - и вдруг посмотрел серьезно и спокойно: такие, мол, дела наши отцовские, что уж тут поделаешь, и тот, который сидел у него на шее, тоже посмотрел так же - серьезно и спокойно, и стало понятно, что оба они - одно.
Вслед за ними встретил школьника лет двенадцати, старого как жизнь - вместо портфеля у него в руках вполне мог бы быть баул сантехника с кривым, но ухватистым инструментом; школьник лет двенадцати смотрел на мир пронзительно трезво - так выглядывают вдруг из себя мужики, без пяти начало рабочего дня стоящие у жилконторы в ожидании работы.
Видел троих молодых идиотов со снежными лопатами - старшие классы погнали на задний двор раскидывать запасенные с зимы сугробы, но идиоты предпочли, высоко держа лопаты над головой и печатая парадный шаг, конвоировать в школу опоздавшую девочку, маленькую еврейку с копной мелким бесом вьюшихся волос, с будто покрытыми блестящей пленкой темно-карими глазами, с фигурой порномодели в масштабе один к полутора: она шла в окружении покачивающихся лопат, строго цокая каблучками, как какая-нибудь мария-антуанетта на унизительную казнь, и смеялась - и мальчиков было жалко, и они знали, что их жалко, оттого и дергались как куклы на веревках - и ничего не могли с собой поделать.
Пришел домой и лег доспать - слишком много всего видел, устал.