no subject

Загнав машину на подъемник, пошел завтракать. Ну, помнил, что видел там, у метро, интернациональную кормушку и Рональда раскаяние неизбежно Макдональда с опасной улыбкой на раскрашенном лице. Казалось, недалеко.
Однако характер моих травм, в отличие от травматолога, не предполагает дальних пеших прогулок. Краб четырехглавой мышцы, поселившийся на левом бедре и грызущий его немо, но страшно после двухсот шагов, не пускает. Доктор же говорит - тренируй. Ну я и пошел, где наша не пропадала.
Еще когда ехал сюда, на Варшавке, поймал вдруг в голове железнодорожное ощущение - будто эту дорогу строили и н ж е н е р ы, если вы понимаете. Разноцветное, железное, несется плавно и массивно по и н ф р а с т р у к т у р е. И ряд светофоров на перекрестке - дублеры красные, середина зеленая, и все послушно работает. Как инженерии и положено.
Худо или бедно дошел. Встретил за километр пути только несколько кособоких женщин, похожих на грузовики, которые ездили по пыльным улицам моего детства - занося задний мост чуть в сторону, будто всегда готовые вильнуть и убраться с пути, и одинокого таджика в национальном оранжевом и с метлой. Солнце наливалось силой, оглушая и наваливаясь, когда я вышел на таджика из-за куста. Он непроизвольно шаркнул метлой туда-сюда по чистому асфальту и снова замер. Тень от него падала на промоину в покрытии, заполненную мелким гравием и грязью.
В макдональдсе было холодно и сыро - и как-то вокзально. Местные жители толпились у касс, суббота просыпалась и зевала, шаркала шлепанцами и начинала шевелиться. Страшно кричала восточная женщина на раздаче: просила кого-то что-то быстро принести, да? За моей спиной мама и сын обсуждали, что ему взять, и что из взятого съесть здесь, а что взять с собой в самолет. Сын был усат, росл и по-детски клёкл. Представив себе его в самолете, с энтузиазмом разворачивающего гамбургеры, чтобы наконец поесть н о р м а л ь н о, я испытал легкую дурноту - но тут как раз подошла моя очередь.
Девушка Катя была чем-то сродни сыну - по крайней мере, понятно было, что она тоже скоро станет усата. У девушки Кати была ничего фигура, и ничего, не очень рыбные, глаза - она еще что-то п о н и м а л а, но видно было, что она уже начала п о р т и т ь с я. Надо будет проследить, чтобы дотч обошла это место стороной - или даже через, но не долго. За соседней кассой печальные остатки человека сказали устало: женщина, у меня только две руки! - и у стоявшей ко мне спиной женщины на глазах окаменела шея.
Такую шею никто не станет ваять - подумал я.
Обратно шел до половины той же дорогой - солнце душило за шею, и на подступах к таджику подло задрожала нога: показалось, что и шагу больше не, и я так и застряну в этом знойном нигде, lost in Варшавское шоссе. Таджик, заметив меня, рефлекторно шаркнул метлой и опять застыл, как варан. Я стоял, пережидая, и смотрел на него - заметив интерес, он снова повез сухими прутьями по сухой дороге и замер опять, потеряв ритм - мы оба почувствовали, что я поймал его и могу теперь повелевать - каждый раз, когда я взгляну на него, он будет шаркать метлой, и никогда уже не избавится от этого проклятия.
Дальше я ушел под забор, в тень деревьев, под которыми, как я и подозревал, оказалась тропа собачников. Там было неровно, прохладно и тихо, и идти стало легче - хромому почему-то чем дурней тропа, тем проще. Там я встретил первую симпатичную девицу с невнятной псиной на дорогом поводке - но вспомнил, что не люблю собачниц, по этическим причинам, и ретировался.
Шел и ругал себя: я слишком много всего не люблю.