no subject

Весна наконец пришла - снаружи идет дождь, коллега прихрял на работу разбитый как автомобиль после краш-теста и жалуется на внутренние руины - как, впрочем, всегда. Во дворе мокнут бесхозные сараи под толевыми крышами, внутри сараев артефакты - древние магазинные холодильники и мотоколяски, пыльные и ненужные - слушают крап мелкой мороси по подпертому горбылем рубероиду и далекий уличный шум. Я думаю: двадцать лет назад я сидел бы на крыше, на пожарной каланче в центре города, подо мной была бы остановка троллейбуса, впереди не было никакого будущего, кроме свободы, каждый глоток поганого сладкого портвейна повышал бы одновременно градус душевного тепла и отчаяния - и, конечно, любви ко всему живому на свете, - и загорающиеся окна мокрых домов манили бы в гости, в диванный угол, полуспать-полудумать, никуда не спешить, некуда спешить.
Никакой юности не было, никакого времени нет, все суть одно, как и двадцать лет назад я хочу чашку чая, диванный угол, необязательный треп, мысль о женщине в смятой постели, и пространство в голове сродни шороху над стропилами на чердаке - темное, уютное, свободное и ничье под шорохом бесконечного дождя. Впрочем, теперь я умею отлучаться туда, сохраняя респектабельное выражение занятого лица. Помнить об этом, глядя в чужие лица.
Мокрый изгиб пожарной лестницы на крыше напротив, мокрый блеск крашеной суриком жести.