no subject

Очень короткий отчет. Доехали. Над Байкалом звезд насыпано, как курам, холодная черная ночь.

no subject

Как-то так

no subject

а вот это белое на дальней горе - слюдяной карьер на высоте метров четыреста, отчего, собственно, и Слюдянка

no subject

Опять едем - теперь вдоль озера. Асфальт здесь мешают на мраморной крошке, поэтому когда сухой, он белый. Показательно падают цены на еду - сегодняшний завтрак на троих (два маринованных омуля под картошку, две ухи из него же, яичница, жареный омуль, кофе, два чая и блины с яблоками в меду) - четыреста с копейками рублей. Вчера обед стоил восемьсот, ужин - шестьсот. Хапнули на какой-то левой заправке полный бак бодяженой зимней солярки - разведенного керосином летнего дизеля. Двигатель на этой смеси работает как часы, только не тянет: на нейтрали педаль в пол - а обороты 2800, и все. И хапнули-то, как украли, полный бак. На этой дряни и с лодкой на хвосте полезли на перевал - сначала казалось ничего, а потом просто стемнело и перестало быть страшно. Черное небо, чернота вокруг, и только иногда в зеркалах увидишь вдруг тягач, ползущий метров на четыреста ниже - или навстречу, свистя турбиной, пролетит, выходя половиной кузова на встречку - иначе не влазит в повороты серпантина - длинномерная фура с сияющей светодиодами кабиной, как летучий голландец, и тогда пробирает короткий ужас. Где-то у самого перевала решетчатая ферма - то ли ретранслятор, то ли сотовая - красными фонарями подсвечивала клубящиеся облака, уши закладывало, машина ползла уже не больше сорока. Перелом подкрался незаметно - в какой-то момент на спидометре вдруг стало за сто, в луче фар дорога петляла, падая на каждом повороте метров на сорок, и было таких поворотов - не помню, штук тридцать. И с последнего, с высоты примерно пятнадцатиэтажки, открылся Култук - несколько улиц, обозначенных фонарями, и вдалеке какие-то огни, а между всунулся черный, невидимый в ночи, но ощутимый, холодный, пробивающий зябью язык озера. Я задрал голову - устойчивый стылый ветер содрал с неба вату, и огромность мира была расколота Млечным путем, и такое все было чужое и безжалостное и неземное, что даже не хотелось закричать. Разговаривая вполголоса, мы рассаживались по машинам, по Иркутску был второй час ночи. Поезд прокричал на том берегу и поехал почему-то над головами, разрезая небо.
- Там скальная полка, и на ней рельсы, - сказали рядом. - Транссиб. Поезд закричал снова.