no subject

Не поделиться, не выговорить, все утратило смысл, равно как основание утратило и резон, скайп погас вдруг и нет никакого мы, как в городе нет понятия горизонт. Я стою на балконе и молча курю, следя за тем, как падает пепел в пропасть с девятого этажа, я раньше был мастер разных тебе затей, но я устал, и хотя не болен, пальцы мои дрожат. Сквозь пелену сентября тихо дует мне в пальцы, смотри и чувствуй, будущая зима, - что горизонт, когда даже небо они покрасили, шизофреники, огнем натриевых ламп. И только кошка идет ко мне просто так, сквозь ночь, сама, в снег одеяла проваливаясь до середины лап.

no subject

- Слушайте, вы, больной -
куда вы вылазиете в окно?
Нешто вам мало дверей?
- Доктор суров еврей,
как и вся медицина,
в бога, душу и божьего сына.
- Клеклый ты, - говорю - пельмень
Не спалось? вот бродить не лень.
наливай, говорю, открывай, медицина, свой шкаф,
бутерброд раздели пополам
накрошим тут по столам,
бутерброд - стряпала ли жена?
Молчишь?
Мама?
Мама.
Экое глупое вы племя, дети песка.
А у медицинской твоей сестры
в глазах такая тоска -
яма.
Оттого-то и на замазанном краской окне
я сижу верхом,
ногу свесив вовне -
там, на улице, в листопаде сокрыто такси,
там водитель с клетчатым околышем, глянцевым козырьком
мне бы надо успеть до десяти.
а иначе ищи вдоль заборов серых, сараев, чужих дворов
путь туда, где на окраине не зажигается верхний свет,
где тишина на площадке дышит, где глаз косит, как у воров
и сердце бухает в голове
и как туда бежать как не в окно
и как не попадаться когда побег
а опоздаешь - все то же, но
сколько ни звони,
сколько ни стучи
а по желтым листьям белый снег
а как с улицы поглядишь - да вон же в ее окнах свет
а как дом обежав, позвонишь -
никого нет.