no subject

Дотч с утра отправилась осваивать картинг - когда ж еще, кроме как в косой снег, в хлюпь подножную, утром страшного дня воскресенья, когда досуга осталось меньше суток, а время бежит, как топливо из пробитого бензобака маленького самолета над очень большой Сахарой. Ну и все у нее получилось, конечно - у нее вообще как-то все получается, кроме порядка в доме и в жизни, что, впрочем, неудивительно.
А я проснулся поздно, с мутной головой, и подумал, что надо ей успеть сказать - когда в ее гоночном классе заведется новая девочка или там мальчик, у которого все тоже получится, не надо им завидовать. Ты же собрала свой урожай славы, не мешай другим. Пусть их. А то ты будешь всерьез переживать, что кто-то круче, а пройдет пять лет - и не вспомнишь, как их звали. В лучшем случае - как глупо было переживать, и поймешь, что это такая наука. Так выучи ее сейчас и получай свое удовольствие.
Брил я, значит, лицо, произнося мысленно эту проповедь, и думал параллельно, что вот такая у меня забота, и эдакая еще сегодня, и то, и се, мелкая бытовая суета, крупная рабочая, - поглядывал на свои тревожные щщи в зеркале - и вдруг как осенило меня: да что же это я? А сам-то? А верую ли я в истинность своей проповеди - и если да, то где знаки того, а если нет - уж не собираюсь ли я врать ребенку?
Осколками собственной проповеди посекло меня, грешного. Даже мурашки, невозбранно бродившие по мне при мысли о том, что в ближайшие дни и недели предстоит мне совершить или претерпеть, собрались вдруг на затылке, сбились в испуганное стадо и блеяли жалобно, понимая, что нет им на мне места, и пока они еще сокрыты под шевелящимися кустами волос - но ведь и это последнее убежище не вечно. Стал я вдруг гладок и спокоен и мудр даже местами. Верен оказался совет репетировать ответственные речи перед зеркалом. Нет паствы более обуянной гордыней и критичной к нам, чем намыленная рожа в зеркале.
Не очень только понятно, куда себя теперь такого применить. "И предал я сердце свое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все дела, которые делаются под солнцем, и увидел я, что и это суета", говорил когда-то человек, бывший царем над Израилем в Иерусалиме. Так и я: гладил себя по бритой морде и шептал: аз есмь царь иудейский? - и не слышал внутреннего протеста.