no subject

[yr]

А, да, я же обещал рассказать тебе, как они познакомились.
Оно ж через меня вышло.
Мы на первом курсе все учились, ветер в голове. Она такая звонкая была, тонкая, волосы почти черные до попы и такие - чуть вьющиеся, красиво. Матом ругалась, смеялась невпопад, зубы ровные, нос чуть с горбинкой, а глазищи зеле-еные, утонуть, умереть, все отдать. Грудь, опять же, красивая, попа - до которой волосы - круглая и веселая, и башни нет совсем - как и не было никогда. Ну, хрущ там какой-то маячил на заднем плане - но тогда все непонятно было: то ли бандит, то ли просто гопник унылый. Невнятно так маячил.
А мы молодые все были, задорные. День смотрим, как она смеется, другой. На виду же все, круг узок, все если напрямую не знакомы, то уж через одного - факт. В-общем, представили нас: она жесткая по повадке была, но не потому что злая там или чего - просто жила наотмашь, и как брякнет чего - так то игривое, то нескромное, а то и покраснеешь. И портвейн из горла красиво пила.
А он - друг, ёпт, тоже такой - иисусик, чудак-человек, но при этом конформный абсолютно, реалист, но - с идеями. Пальцы, как гвозди - по скалам много лазил. Глаза голубые, добрые, а лицо как у лошади - длинное и какое-то неагрессивное, то ли святой, то ли дурачок деревенский. А как башку на бок завалит - так и вовсе хоть сейчас на крест. И вот как-то мы с ним стоим, курим на балкончике, а она внизу идет - каблучками цок-цок, и вся такая трезвая, а все равно будто пьяная и веселая. Я и брякнул:
- Хорошо идет.
А он говорит:
- А познакомь меня с ней?
- Не - говорю. Ты ж меня опозоришь как-нибудь. Расскажешь, что я ее трахнуть там хочу.
- Ага - говорит мне друг. И на моих глазах спускается к ней. И подходит - а он вроде застенчивый был. И останавливает ее за руку. И говорит:
- Н.! А Вас Жолтый трахнуть хочет!
А она засмеялась заливисто так - я даже подумал, что шансы есть.
А этот потупился, пальцем кончик носа потеребил и дальше говорит, застенчиво так:
- А меня вообще-то Андрей зовут.
И глаза такие ангельские, бля - ну Иисус из Назарета, и только.
Конечно, они потом даже жили вместе одно время.
А еще шефствовала она над ним: придет, девок выгонит, пол вымоет, дом его в порядок приведет, его самого поцелует в уста сахарные... А через неделю - лицо расцарапает (когти у нее были - цвета крови), разобьет единственную чашку для чая - он всегда к минимализму тяготел - и дверью железной хлопнет так, что соседи поперхнутся.
И идет по двору - злющая, глаза зеленые, как змеиный яд, всё отдашь, чтоб хоть посмотреть...
Она, конечно, с ума потом сошла - но так, неопасно. Я видел ее в том году, у больницы, где я тогда менжевался. Мне ходить далеко тяжко было, и мы больше на газоне валялись и болтали. И вдруг такое чувство на меня накатило, будто между нами разрыв какой-то во времени: я вижу - вот она, но на самом деле ее нет здесь. Как видеозапись из чужой жизни, когда все герои умерли уже. А она - такая же: волосы до попы, глазищи зеленые, и не потолстела, и как и не состарилась совсем. Только вот это ощущение... И рукой можно потрогать, и тень от нее на траве лежит - а нет ее.
И прядь белая седая в волосах до попы.
А знаешь...
Я вот иногда думаю - мы как телевизоры какие-то.
В пустой пыльной комнате вымершего микрорайона телевизор с записью меня смотрит телевизор с записью ее.
И прядь седая в волосах колышется от ветра.
И пленка скоро кончится в магнитофонах.
И тогда уже совсем не будет ничего.
Только пыль в покинутых комнатах.
Так что ты бросай тосковать - надо как-то учиться снова жить. Чтобы вкус у нее был, у жизни. Чтобы что-то про-ис-хо-ди-ло, понимаешь?
А то ведь и правда плёнка кончится.