
Будто длинная гулкая анфилада палат со сводчатыми потолками расположилась под черепом - то ли монастырь, то ли кремль, и несется из самой дальней, глухой и слепой, почему-то ярко освещенной комнаты холодный и режущий смех. Его отголоски отскакивают от стен, резонируют в сводах над головой, дребезжа надтреснутой интонацией, и нет в этом хохоте ни добра, ни радости. Только безудержное и безграничное веселье сломанного автомата, только смех идиота, над которым не властен уже никто и ничто, по ту сторону этики, по ту сторону добра и зла. И с каждым часом, с каждой шапкой очередного выпуска новостей, с каждым прощанием ведущего в кадре я все ближе к источнику этого хохота. Комнаты тают перед взглядом в рубиновом свете электронных часов над единственной дверью: круг светодиодов замыкается и гаснет, и вот уже новое помещение вокруг, и в окнах - туманный вечер.
Шуршит на пределе слышимости кондиционер, воет нервно и неровно, будто бур бормашины, кулер рабочего компа, режет хлеб и яблоки на соседнем столе женщина с ножом - Анька-международница, трындит в углу безмозглая выпускающая Таня, общаясь с кем-то по телефону, то интимно понижая голос, то пошленько хихикая... Привычные звуки. Только если задуматься ли, отвлечься ли - вдруг прилетает непонятно откуда эхо, и не скажешь точно: есть или чудится, но - эта интонация, эта беспредельность и отвязанность, эта беспросветная погубленность души - ее не придумаешь, а случится услышать - не ошибешься.
И когда очередной круг времени впихнет меня в эту последнюю, ярко освещенную синеватым казенным светом комнату, я увижу там всего-навсего голого идиота на железном винтовом табурете. Голого идиота с безумными карими глазами с расплывшимися кляксами неестественно спокойных зрачков. Мы встретимся взглядами, и в моём - на секунду? навсегда? - поселится паника, а в его - отразится потустороннее веселье.
Потустороннее веселье неприглядного объекта над своим отражением в зеркале. Вот почему он мне так знаком.
И уже мой безумный надтреснутый смех наполнит гулкую анфиладу комнат со сводчатыми потолками. Теперь моя очередь смеяться и слушать отголоски. Смеяться и слушать, смеяться и слушать, вращаясь на железной винтовой табуретке со сбитой серо-зеленой эмалью.
Ведь впереди у нас - Вечность.