обратно дурацкая история
Aug. 29th, 2006 07:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yrДоски пола на балконе выбелены дождями и солнцем, с них давно стерлась белая краска, которую мы накатывали в две кисти, выбираясь потом через окно - увлеклись, начав, как водится, от входа. Белая краска стиралась, а доски белели и выцветали, и совсем незаметно пролетел десяток лет с тех пор, как мне вступило в башку замостить балкон.
Доски краденые, конечно: когда-то я работал бригадиром на пилораме.
Я много лет при трудоустройстве сообщаю работодателям, что я когда-то работал бригадиром на пилораме, и неизменно это вызывает свет уважения в глазах собеседников. Пора, наверное, рассказать, как это было. Сколько можно врать.
Я действительно полгода работал бригадиром.
Было это в незапамятные времена, когда я только приехал в Москву. Газета, в которую я устроился фотографом, закрылась через две недели после моего выхода на работу; за полгода я занимался всяким - разгружал в одно рыло ведром десятитонный кузов Камаза с овсом-сыпухой, писал заметки в одну из газет ИД "Известия", воровал с голодухи куриные сосиски на рынке; но надвигалась зима, а зимой холодно и голодно; зря, что ли, я вырос в Сибири - и я нанялся на подмосковный завод. Одним из нанимателей был и по сей день здравствующий московский полубандит-полукоммерсант, вторым - мой будущий тесть. Через пару месяцев дело перешло под полный контроль бандита, а я остался. Бригадирство мое приносило тогда пару-тройку сотен долларов в месяц; на это можно было жить вдвоем. Когда я ушел из бригадиров в бильды одной и по сю пору живой газеты - мне предложили те же 250; нормально.
Под командой у меня числились старый и запойный Саша, всеобщий городской родственник, и молодой и задорный тоже сибиряк Счастливчик, прославивший себя в веках тем, что спьяну сначала поджог собственную таежную избу, а потом в общей панике при тушении хлестанул в красно-черный дымный дверной проем из первой подвернувшейся под руку ёмкости: могло бы быть по-другому, но у плетня мирно стояла канистра с керосином. Изба, понятно, перестала быть, а Счастливчик появился у нас.
Была середина 90-х, осень, резко пахли свежие сосновые опилки, неяркое солнце выпутывалось из заводских металлоконструкций, бревнотаска и сварные ступени, ведущие на второй этаж цеха, подергивались по утрам сереньким пеплом инея. Бревнотаска - это двухсотметровая кольцевая цепь со звеньями размером с кулак и приваренными к ним перекладинками из уголка, уложенная в V-образный железный желоб: под лязг и скрип стали по стали бревно скатывается из штабеля в это корыто и по нему, втаскиваемое цепью, въезжает в цех. Счастливчик, помню, любил задержаться, пока мы гремели ботинками по подъему на эстакаду, и победно въехать в цех верхом на первом за сегодня бревне. Ведомый сложной цепью ассоциаций, я мечтал рассказать ему историю про коня в римском Сенате, но так и не собрался.
Пил у нас было две. Новенькая и легкая ленточная, с которой проблем было больше, чем толку - сваренная в кольцо зубастая стальная лента, распускавшая сосны на шестиметровые доски, частенько лопалась по шву: вой десятикиловаттного мотора вдруг рвался глухим ударом, звенело стекло и полотно пилы наполовину вылетало в окно цеха, запутываясь смятым в гармошку концом в пробитом стальном кожухе. Пилы варили в аргоне; точил их Коля - стянутые на затылке резинкой сильные очки его и густая борода (внешне он вполне прокатил бы за еврея-ортодокса) надежно скрывали от непосвященных полностью отсиженный в Воркуте 13-летний срок за бандитизм и трехлетнюю добавку за одну известную резню на зоне; добавку он сидел в Ярославле, на химии. От него я впервые узнал, как надо пить масляную краску и что делать потом.
Вторая пила была промышленная пилорама с шестидесяти-, кажется, киловаттным двигателем. При запуске она съедала 300 киловатт, и бетонный пол цеха ходил под ногами туда-сюда с каждым взмахом натянутых в раме пил на пару сантиметров. Но какой это был панковский кайф - скатив с бревнотаски очередную сосну, взять ее у комля гидравлическим захватом тележки и сунуть в "телевизор" рамы: шух-шух-шух, подать до конца и увидеть, как веером расслаиваются доски, падая на крутящиеся двухметровой ширины ролики рольганга: готовая продукция уезжает на склад.
Мы много баловались, конечно. Как-то я подбил Счастливчика поехать кататься на рольгангах: бросаешь лафет - семидесятку на ролики, прыгаешь сверху и с бешеной скоростью плывешь, как серфингист, по цеху - только спрыгни в конце, а то ухнешь в провал на первый этаж, где вечно лежит невообразимым ежом все, что мы напилили за день. На свой лафет я вскочить не успел: Счастливчик заорал "Ёпть!" и ебнулся на помост между роликов, раскровив два пальца и скулу: только остановленная подача спасла его от следующего лафета.
...Мне бы тогда придержать им деньги - но юношеская честность сродни глупости, вынь да положь. После первой зарплаты мы потеряли запойного Сашу. Поскольку был он всеобщий родственник, он прятался от нас по осенним дачам знакомых и родни, да мы не шибко и искали. Лесовозы исправно сгружали лес, и мы со Счастливчиком работали вдвоем: было тяжко, но денег выходило больше. Всю неделю он ходил и прикидывал, сколько мы заработаем. Видя такой энтузиазм, в пятницу я добавил чуток к его доле: ишь, горит чувак на работе, пусть.
В понедельник, очнувшись от безмысленного марева (зубы, жрать, вынуть пару заноз, гноящихся в правой и одну из левой), я нарисовался в цеху один.
Заточник Коля стоял, диагональю расперевшись в дверях заточки. В руке у него был стакан водки. Смеясь чорными, как жуки, глазами, Коля сказал:
- Ну, бугор, зайди.
Я нерешительно посмотрел на станину ленточной пилы: на ней лежало с пятницы толстое, сантиметров 70, бревно: задел, чтобы утром не корячиться. Коля вздохнул, помотал головой, сунул мне в руки стакан:
- Не петришь. Амба бригаде. Заходи.
И тогда я зашел.
- У тебя две пилы осталось - сказал Коля.
- В пятницу будут еще. А если что - рамой обойдемся - возразил было я.
Коля покивал:
- Угу. Ты раму один не запустишь даже. Да ты пей, пей. Ну, распустишь ты вон то, что у тебя на станине лежит, а потом?
- Закачу как-нибудь следующее. - Я отставил стакан.
Коля покивал.
- Давай.
За первые полдня я порвал одну пилу. Стволы, как назло, шли толстенные - даже по кривой таблице масса каждого приближалась к тонне, а мне приходилось скидывать их с бревнотаски на пол и закатывать потом каждый по наклонным лагам на метровой высоты станину. Ноги, упираясь в основание бревнотаски, мелко и противно тряслись, пот заливал глаза. К обеду я сделал столько же, сколько мы обычно делали в плохой день втроем. На шкивах пилы висело последнее, изрядно затупившееся полотно: его приходилось снимать после каждого бревна и отдавать в точку: острая не рвется. Коля меланхолично отхлебывал из стакана водку, как холодный чай - я никогда и нигде больше не видел, чтобы так пили - и совал полотно в станок-полуавтомат. Прицеливался:
- Я тебе поменьше сниму, может, до вечера хватит...
- Ага.
...За час, наверное, до конца рабочего дня (в шесть во всех цехах гас свет) кончилась в бачке солярка, которой смазывалось и остужалось полотно последней пилы. Я гонял каретку, не выключая - сбросив очередную доску и чуть приподняв полотно над свежим спилом. Опилки были в рукавах и ботинках, саднили сбитые суставы, а пила все не рвалась. И тут маленькая дверь в огромной воротине зевнула, впустив в полутемный конец цеха вечерний свет, а за ним - Счастливчика и Сашу.
Саша подошел и сказал:
- Привет, это, мужики. Это, дайте десятку. Дайте? - руки его ходили, как пустая рама. - Дайте, а? Я завтра выйду, клянусь. А зарплату можете мне не давать, я ж понимаю. Я день бесплатно отработаю, а потом...
Ну, алкоголиков-то мы знаем - подумал себе я.
- Бери - говорю, - Саша, вот эти доски - и тащи.
Он вспотел и потащил.
Когда он унес последние, я договорил:
- А денег я тебе не дам. Завтра - приходи и работай.
Счастливчик заржал:
- Это, Саня. Я тебе говорил - хуй нам чо тут дадут.
С этими словами он плюхнулся в бегавшую по забетонированным в пол рельсам тележку с захватом, которая подает бревно в раму, и потянул на себя какую-то рукоятку. Тележка - чугунный паровозик тонн в пять с гидравлическими клещами на переднем конце - рванулась назад. Счастливчик до упора поднял к потолку захват и любуясь, крутил им в воздухе: каждая челюсть заканчивалась стальным шипом в пару пальцев толщиной, гидроприводы тихонько шипели; разогнавшаяся тележка звякнула предупредительно: трехфазный кабель, собранный в гармошку на тросе под потолком, стремительно распрямлялся.
- Тормозибля! - заорали мы с Сашей.
Чугунная тележка снесла задними колесами приваренные к рельсам ограничители. Кабель натянулся, как струна, синяя вспышка осветила самые темные углы и обожгла глаза, когда он лопнул; откуда-то из-под потолка, из центра синей вспышки, посыпались вниз желтые, быстро краснеющие искры; гавкнуло и завыло, понижая тон, в коробах вентиляции - и в этот момент погас свет.
- Пиздец, приехали. - сказал Коля. До того, хоть и знали мы, что он сидел, никто ни разу не слышал от него матерного слова.
В тот вечер я наконец-то выпил прямо в цеху стакан водки. Терять было уже нечего, Коля оказался прав.
Доски краденые, конечно: когда-то я работал бригадиром на пилораме.
Я много лет при трудоустройстве сообщаю работодателям, что я когда-то работал бригадиром на пилораме, и неизменно это вызывает свет уважения в глазах собеседников. Пора, наверное, рассказать, как это было. Сколько можно врать.
Я действительно полгода работал бригадиром.
Было это в незапамятные времена, когда я только приехал в Москву. Газета, в которую я устроился фотографом, закрылась через две недели после моего выхода на работу; за полгода я занимался всяким - разгружал в одно рыло ведром десятитонный кузов Камаза с овсом-сыпухой, писал заметки в одну из газет ИД "Известия", воровал с голодухи куриные сосиски на рынке; но надвигалась зима, а зимой холодно и голодно; зря, что ли, я вырос в Сибири - и я нанялся на подмосковный завод. Одним из нанимателей был и по сей день здравствующий московский полубандит-полукоммерсант, вторым - мой будущий тесть. Через пару месяцев дело перешло под полный контроль бандита, а я остался. Бригадирство мое приносило тогда пару-тройку сотен долларов в месяц; на это можно было жить вдвоем. Когда я ушел из бригадиров в бильды одной и по сю пору живой газеты - мне предложили те же 250; нормально.
Под командой у меня числились старый и запойный Саша, всеобщий городской родственник, и молодой и задорный тоже сибиряк Счастливчик, прославивший себя в веках тем, что спьяну сначала поджог собственную таежную избу, а потом в общей панике при тушении хлестанул в красно-черный дымный дверной проем из первой подвернувшейся под руку ёмкости: могло бы быть по-другому, но у плетня мирно стояла канистра с керосином. Изба, понятно, перестала быть, а Счастливчик появился у нас.
Была середина 90-х, осень, резко пахли свежие сосновые опилки, неяркое солнце выпутывалось из заводских металлоконструкций, бревнотаска и сварные ступени, ведущие на второй этаж цеха, подергивались по утрам сереньким пеплом инея. Бревнотаска - это двухсотметровая кольцевая цепь со звеньями размером с кулак и приваренными к ним перекладинками из уголка, уложенная в V-образный железный желоб: под лязг и скрип стали по стали бревно скатывается из штабеля в это корыто и по нему, втаскиваемое цепью, въезжает в цех. Счастливчик, помню, любил задержаться, пока мы гремели ботинками по подъему на эстакаду, и победно въехать в цех верхом на первом за сегодня бревне. Ведомый сложной цепью ассоциаций, я мечтал рассказать ему историю про коня в римском Сенате, но так и не собрался.
Пил у нас было две. Новенькая и легкая ленточная, с которой проблем было больше, чем толку - сваренная в кольцо зубастая стальная лента, распускавшая сосны на шестиметровые доски, частенько лопалась по шву: вой десятикиловаттного мотора вдруг рвался глухим ударом, звенело стекло и полотно пилы наполовину вылетало в окно цеха, запутываясь смятым в гармошку концом в пробитом стальном кожухе. Пилы варили в аргоне; точил их Коля - стянутые на затылке резинкой сильные очки его и густая борода (внешне он вполне прокатил бы за еврея-ортодокса) надежно скрывали от непосвященных полностью отсиженный в Воркуте 13-летний срок за бандитизм и трехлетнюю добавку за одну известную резню на зоне; добавку он сидел в Ярославле, на химии. От него я впервые узнал, как надо пить масляную краску и что делать потом.
Вторая пила была промышленная пилорама с шестидесяти-, кажется, киловаттным двигателем. При запуске она съедала 300 киловатт, и бетонный пол цеха ходил под ногами туда-сюда с каждым взмахом натянутых в раме пил на пару сантиметров. Но какой это был панковский кайф - скатив с бревнотаски очередную сосну, взять ее у комля гидравлическим захватом тележки и сунуть в "телевизор" рамы: шух-шух-шух, подать до конца и увидеть, как веером расслаиваются доски, падая на крутящиеся двухметровой ширины ролики рольганга: готовая продукция уезжает на склад.
Мы много баловались, конечно. Как-то я подбил Счастливчика поехать кататься на рольгангах: бросаешь лафет - семидесятку на ролики, прыгаешь сверху и с бешеной скоростью плывешь, как серфингист, по цеху - только спрыгни в конце, а то ухнешь в провал на первый этаж, где вечно лежит невообразимым ежом все, что мы напилили за день. На свой лафет я вскочить не успел: Счастливчик заорал "Ёпть!" и ебнулся на помост между роликов, раскровив два пальца и скулу: только остановленная подача спасла его от следующего лафета.
...Мне бы тогда придержать им деньги - но юношеская честность сродни глупости, вынь да положь. После первой зарплаты мы потеряли запойного Сашу. Поскольку был он всеобщий родственник, он прятался от нас по осенним дачам знакомых и родни, да мы не шибко и искали. Лесовозы исправно сгружали лес, и мы со Счастливчиком работали вдвоем: было тяжко, но денег выходило больше. Всю неделю он ходил и прикидывал, сколько мы заработаем. Видя такой энтузиазм, в пятницу я добавил чуток к его доле: ишь, горит чувак на работе, пусть.
В понедельник, очнувшись от безмысленного марева (зубы, жрать, вынуть пару заноз, гноящихся в правой и одну из левой), я нарисовался в цеху один.
Заточник Коля стоял, диагональю расперевшись в дверях заточки. В руке у него был стакан водки. Смеясь чорными, как жуки, глазами, Коля сказал:
- Ну, бугор, зайди.
Я нерешительно посмотрел на станину ленточной пилы: на ней лежало с пятницы толстое, сантиметров 70, бревно: задел, чтобы утром не корячиться. Коля вздохнул, помотал головой, сунул мне в руки стакан:
- Не петришь. Амба бригаде. Заходи.
И тогда я зашел.
- У тебя две пилы осталось - сказал Коля.
- В пятницу будут еще. А если что - рамой обойдемся - возразил было я.
Коля покивал:
- Угу. Ты раму один не запустишь даже. Да ты пей, пей. Ну, распустишь ты вон то, что у тебя на станине лежит, а потом?
- Закачу как-нибудь следующее. - Я отставил стакан.
Коля покивал.
- Давай.
За первые полдня я порвал одну пилу. Стволы, как назло, шли толстенные - даже по кривой таблице масса каждого приближалась к тонне, а мне приходилось скидывать их с бревнотаски на пол и закатывать потом каждый по наклонным лагам на метровой высоты станину. Ноги, упираясь в основание бревнотаски, мелко и противно тряслись, пот заливал глаза. К обеду я сделал столько же, сколько мы обычно делали в плохой день втроем. На шкивах пилы висело последнее, изрядно затупившееся полотно: его приходилось снимать после каждого бревна и отдавать в точку: острая не рвется. Коля меланхолично отхлебывал из стакана водку, как холодный чай - я никогда и нигде больше не видел, чтобы так пили - и совал полотно в станок-полуавтомат. Прицеливался:
- Я тебе поменьше сниму, может, до вечера хватит...
- Ага.
...За час, наверное, до конца рабочего дня (в шесть во всех цехах гас свет) кончилась в бачке солярка, которой смазывалось и остужалось полотно последней пилы. Я гонял каретку, не выключая - сбросив очередную доску и чуть приподняв полотно над свежим спилом. Опилки были в рукавах и ботинках, саднили сбитые суставы, а пила все не рвалась. И тут маленькая дверь в огромной воротине зевнула, впустив в полутемный конец цеха вечерний свет, а за ним - Счастливчика и Сашу.
Саша подошел и сказал:
- Привет, это, мужики. Это, дайте десятку. Дайте? - руки его ходили, как пустая рама. - Дайте, а? Я завтра выйду, клянусь. А зарплату можете мне не давать, я ж понимаю. Я день бесплатно отработаю, а потом...
Ну, алкоголиков-то мы знаем - подумал себе я.
- Бери - говорю, - Саша, вот эти доски - и тащи.
Он вспотел и потащил.
Когда он унес последние, я договорил:
- А денег я тебе не дам. Завтра - приходи и работай.
Счастливчик заржал:
- Это, Саня. Я тебе говорил - хуй нам чо тут дадут.
С этими словами он плюхнулся в бегавшую по забетонированным в пол рельсам тележку с захватом, которая подает бревно в раму, и потянул на себя какую-то рукоятку. Тележка - чугунный паровозик тонн в пять с гидравлическими клещами на переднем конце - рванулась назад. Счастливчик до упора поднял к потолку захват и любуясь, крутил им в воздухе: каждая челюсть заканчивалась стальным шипом в пару пальцев толщиной, гидроприводы тихонько шипели; разогнавшаяся тележка звякнула предупредительно: трехфазный кабель, собранный в гармошку на тросе под потолком, стремительно распрямлялся.
- Тормозибля! - заорали мы с Сашей.
Чугунная тележка снесла задними колесами приваренные к рельсам ограничители. Кабель натянулся, как струна, синяя вспышка осветила самые темные углы и обожгла глаза, когда он лопнул; откуда-то из-под потолка, из центра синей вспышки, посыпались вниз желтые, быстро краснеющие искры; гавкнуло и завыло, понижая тон, в коробах вентиляции - и в этот момент погас свет.
- Пиздец, приехали. - сказал Коля. До того, хоть и знали мы, что он сидел, никто ни разу не слышал от него матерного слова.
В тот вечер я наконец-то выпил прямо в цеху стакан водки. Терять было уже нечего, Коля оказался прав.
no subject
Date: 2006-08-29 03:36 pm (UTC)no subject
Date: 2006-08-29 06:29 pm (UTC)no subject
Date: 2006-08-29 05:16 pm (UTC)Но, наверное, хорошо :)))
no subject
Date: 2006-08-29 05:48 pm (UTC)no subject
Date: 2006-08-29 06:34 pm (UTC)Человек такой - лишний раз расспрашивать не станешь, разве сам расскажет, поэтому неясности. Вероятнее всего, Вы правы и "химики" были на той же зоне, где он - в Ярославле вроде бы полно профильных производств.
no subject
Date: 2006-08-29 05:36 pm (UTC)А лафет - это толстая доска, 6 метров длиной и 70 мм. толщиной.
А воротина - это половинка ворот.
Про каретку - не объясню.
Простите пожалусто, короче :)
no subject
Date: 2006-08-29 05:48 pm (UTC)no subject
Date: 2006-08-29 06:40 pm (UTC)Какой же Вы!
Date: 2006-08-29 06:50 pm (UTC)такая работа остаётся в человеке навсегда... не знаю чем может быть уверенностью. я и вот так смог. поэтому могу всё... так что, как пишет фенька дюсельдорф, что ж мой друг жолтый... здорово что это было и ушло. в оспоминания и опыт
no subject
Date: 2006-08-29 06:51 pm (UTC)мощнейшо.
no subject
Date: 2006-08-29 07:26 pm (UTC)no subject
Date: 2006-08-30 12:09 am (UTC)no subject
Date: 2006-08-30 04:03 am (UTC)no subject
Date: 2006-08-31 05:19 am (UTC)