Признаться, я терпеть не могу мёд; пасечный разве что - да и тот так только, смотреть, как янтарной вечностью лежит он в свежеразломленных сотах. А от молока - от молока погано пахнет изо рта, если не запивать, и с табаком не сочетается вовсе. И всё же - мёд и молоко.
Молоко по утрам - в пакетах для того, чтобы варить завтрак дочке-лапушке; мёд - в радужной оболочке глаза женщины-которая-всегда-с-тобой, в радужке, подсвеченной наискось беспримесным золотом солнца, повисшего на закате над выжженой жарой сопкой. Мёд - в волосах стюардессы-блондинки: глаз не отвести от блестящей волны на ее спине, а как обернется - синева глаз синее самого синего неба, синее даже, чем если смотреть через иллюминатор вверх, туда, где днем прячутся звезды - и такой рот, что словами не скажешь, только суставы пальцев хрустнут в муке, и сидишь, сжав на мгновение кулаки, и дышишь, и сердце стучит, и мерещится разное... Я ей говорю:
- Вы - говорю - убийственно красивы. Я просто так Вам говорю. Замуж не позову.
А она прижалась бедром к бедру, улыбнулась (пальцы - хрусть!) и губы вытянула, как для поцелуя, а в глазах искорки.
Улыбаюсь в ответ глазами, а она мне показала большой палец и ушла, пританцовывая. Будто я тест какой прошел. Умница. Сейчас вспомнил и улыбаюсь.
Мёд - в чае на ночь: днями город залит солнцем, жарой и наготой, и случайный кондиционер в машине превращает уютное здоровое тело в простуженную душегубку, голова плывет от температуры, кашель рвет легкие, и недоуменно оборачиваются две школьницы-подружки в автобусе: белизна зубов - молоко, шелк загорелой кожи - мёд, и на ногах - гольфы! Спокойно, Гумберт.
Мёд и молоко - в вырезе платья давно знакомой красавицы (где раньше были мои глаза?!), с которой мы сидим в уютном сквере в центре - она собирается замуж, ощутимо беременна, счастлива и нам не о чем говорить. Ну и что - зато отлично получается улыбаться. Мы оба знаем, чувствуем, что когда-то и где-то еще встретимся - снова свободные и нужные друг другу, и можно смотреть в глаза и дарить обещания - ведь никто не спросит, никто не узнает, и что с того, что выполнить обещаное скорее всего не получится? От этого только приятнее обещать. Есть в них что-то, в беременных женщинах. Молоко - точно, но и мёд тоже.
И совсем смешное: есть у меня подружка, которой уже несколько лет я звоню исключительно в ночь отъезда с родины и пьяный. Просто - что-то было между нами такое сумбурное в далекой юности, что мешает мне дышать: она рыжая-бесстыжая, выше меня и целовался я с ней, стоя на ступеньку выше на лестнице, но как целовался - вот как вы лучше всего целовались, только еще вдвое прекраснее. Не напившись, позвонить я ей не могу, дурак. Каждый раз клянусь - и не могу. А тут что-то сдвинулось: позвонил. Слушал гудки и думал - бывает такое, что твердо знаешь - не дозвонишься. Вроде и телефонный номер терпеливо дождался случая в памяти сибирской моей симки, и связь с тем берегом большой реки была в кои-то веки, просто никто не взял трубку.
А на выходе на посадку в аэропорту подошел ко мне мужчина изрядного роста, знакомый геодезист, и сказал:
- Привет! А я смотрю - ты или не ты.
И в перечне имен и мест, названий и дат вдруг мелькнула эта рыжая-бесстыжая:
- Да не, там же она живет. Она просто в больнице лежит с ребенком.
И вытащив трубку, он сказал:
- Катька, я знаешь кого тут встретил? Даю, ага.
А она сказала:
- Привет, ластонька. Ты мне все-таки попробуй позвонить в следующий раз, как приедешь? - а в глубоком и интимно-негромком голосе - снова молоко и мёд.
И черт бы с ним, что молоко и что мёд - гадость, и с табаком не сочетается,правда?
Я и табак не очень люблю.
Однако ж курю.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}